– Конечно, Верочка. Но ты меня немного расстроила. Я-то уже думала, что всё решено! Ну да ладно! Мое материнское чутье подсказывает, с личным наладится! У такой, как ты – без сомнения!
– Точно! – Вера увлекла родителей за собой – хвастаться квартирой. Ей очень хотелось присутствовать при осмотре. Но не успела она представить гостиную (мама ахала, не переставая, а отец горделиво подкручивал импозантные кавалерийские усы – отрастил совсем недавно), как приехали молодцы из «Зада», и Вера оставила родителей одних. Молодцев было четверо – и плюс две девушки, они понатаскали кучу какой-то хитрой аппаратуры – музыкальной, цветовоспроизводящей, проекционной и даже предназначенной для лазерного шоу!
Пока Вера с ними бегала, заявился Демьян с Полиной. Продюсер и помощница смотрелись органично – даром что Высоковский – низенький, слегка плешивый и полноватый, а Полина – высокая, с внешностью фотомодели и лет, эдак, на двадцать моложе своего спутника. Злые языки приписывали Демьяну и Полине не только служебные отношения – но пусть завидуют! Если по взаимному согласию, так почему нет?
Может быть поэтому, может – по иному, но Высоковский Полине доверял и скидывал на ее плечи многочисленные мелкие (и не очень) делишки, которых всегда – пруд пруди! Полина отрабатывала по полной – ее трудоспособности и деловой хватке (несмотря на обманчивую красивую внешность) мог позавидовать любой.
Высоковский и Вера горячо расцеловались – как это бывает только у режиссера и его любимой актрисы. Полина протянула Вере сначала корзину орхидей экзотической расцветки (прямо из Южной Америки!), а потом матерчатую сумочку – в сумочке кто-то топтался и тихо мурлыкал.
– Верочка, принимай нового жильца – он уже с обрезанными когтями, приученный к унитазу и очень ласковый, большая редкость для британцев! – Высоковский торжественно вынул маленького вислоухого котенка. – Прошу любить и жаловать! Марли Сорок четвертый Вюртембергский. Папа – Сорок Третий Марли, а мама – потомственная кошка Леди Хитроу невообразимо аристократических кровей. Документы все в наличии – уверен, вы полюбите друг друга!
Высоковский громко засмеялся и, увидев выходящих из кухни родителей Веры, галантно раскланялся и представил себя и Полину. Между взрослыми как-то сразу (и органично) завязалась оживленная беседа, и они гурьбой пошли по квартире – продюсер тоже был у Веры впервые. А Полина присоединилась к Ирке с Леной – им было, что обсудить, и выглядели они, как с одного поля ягоды.
Встретив и проводив следующего гостя – им оказался приглашенный корреспондент из «Тусовки» Левиафан Котельнический (Левиафан производил впечатление голубого), Вера уличила минуту и спросила у Высоковского, стоит ли ей ждать прибытия загадочной пары, которую заранее анонсировал продюсер. Оказалась, пара прибудет обязательно – пусть Вера не беспокоится!
Собственно, она и не собиралась – но мало ли! Вера, как хозяйка, должна все предусмотреть!
Степан ехал в Москву, как на украшенный свежими одуванчиками эшафот. Его «Бентли» сопровождало целых два «Мерседеса» – полный парадный выезд, который, конечно, никак не соответствовал настроению Степана.
Степан сидел на заднем сиденье и от нечего делать смотрел гангстерский фильм с Де Ниро и Аль Пачино. В фильме они были жутко крутыми – но до возможностей семьи Надомниковых им было очень далеко. Тем более, Надомниковы – не какие-то там голливудские мафиозо, крестные отцы в наколках по всему телу и с гангстерами в качестве телохранителей! Нет – они респектабельные уважаемые бизнесмены со связями в самых верхних эшелонах политического истеблишмента страны, и даже имеют выход на Первого! А это покруче любого Бандитто-Гангстеритто, это не только сумасшедшие деньги, но еще и спокойствие и уверенность в завтрашнем дне.
Глава семьи – Арсений Петрович – уже и забыл, когда напрямую касался темных делишек, которыми иногда грешил по молодости. Нет – он чист и светел, ако агнец божий – но только агнец при миллиардах в валюте и отечественных рублях. И у него всего лишь один наследник – Степан.
Сколько себя помнил, Степан с самого детства рос (мужал, крепчал, наливался соками) с ощущением какой-то особенной богоизбранности и защищенности. Ему было позволено всё – причем, буквально. Отец так и говорил: «Помни, твоя жизнь – это твоя жизнь, ты волен поступать так, как хочешь, волен относиться к людям, как хочешь, волен делать, что хочешь, и уезжать, куда хочешь! Я же оставляю за собой право вмешиваться, если вижу, что ты выбрал неправильный путь, или чтобы защитить тебя!»
Сообразно данной парадигме Степан и вырос. С одной стороны – донельзя избалованным и любимым, с другой – трезвым, самостоятельным и тонко чувствующим, как поступать правильно, а как нет. Он привык брать всё, что захочет, и с легкостью отказываться от всего, что ему надоело. И до самого последнего времени полагал, что так будет всегда. Ан, нет!
С Верой всё оказалось сложнее – Степан никак не мог отделаться от ощущения совершаемой им серьезной ошибки, о которой он будет впоследствии жалеть. Он загонял чувство обиды подальше, старался убедить себя, что действует исключительно правильно, но всё равно на душе было мерзко.
Что-то внутри него твердило (и упиралось изо всех сил), что Вера ни в чем не виновата, она права, она тверда в своем желании выбиться в люди, и она совсем не обязана следовать за Степаном по первому зову. Что всё, что имеет, Вера получила благодаря своему таланту и трудолюбию (ну, может быть, еще и везению, которое свело ее со Степаном), и было бы неправильно разрушать её карьеру и крушить их отношения, руководствуясь исключительно нелепым надуманным чувством, выросшим в результате мысленного диалога до размеров Джомолунгмы.